Личное дело
Александр Мамут, российский олигарх. В марте
2008 г. вошел в список Forbes. Владеет долями в компаниях *СУП (SUP)
(выкупившей сервис блогов LiveJournal), «Корбина Телеком», Oriel
Resources Plc, «Международное логистическое партнерство», издательской
группе «Аттикус», сети книжных магазинов «Букбери», сети «Холидей
классик» и кинокомпании «Мирумир».
Я как бы типа бизнесмен
– Вы производите впечатление деликатного и подчеркнуто интеллигентного человека. Как при этих качествах вы еще живы в бизнесе?
– А я не совсем бизнесмен. Обычно, когда меня просят представиться, я
говорю: «типа бизнесмен». Два этих артикля в русском языке – «типа» и
«как бы» – они снимают ответственность.
– Тогда откуда деньги?
– Да как-то повезло найти хорошую работу. Но это было уже в сорок
лет. Все, что я делал до этого, ни к чему не привело, кроме
приобретенного опыта. Вообще обернулось пшиком. Я начал с нуля. Тогда
Андрей Мельниченко – финансовый и математический гений в самом чистом,
медицинском смысле – взял меня в МДМ банк. В принципе у меня, может, и
нет особенных деловых качеств, но, во-первых, я не обманываю, второе – я
люблю дружить, люблю людей, вот как-то за счет этого у меня и
получается. И когда я начал там работать, он мне постоянно выплачивал
премии, бонусы… Почти за 4 года в банке я заработал что-то… первые
большие деньги. А дальше уже пошло-поехало.
– Что вы скажете об очередной «прямой линии» Путина? Можно ли сказать, что он поменял вектор?
– Нет.
– А он его может изменить в будущем?
– Нет. Наверное, плохо на своем примере, но просто чтобы нагляднее
было. Я перед серьезными встречами стараюсь себя подготовить. Иногда
бывает так, что знаю: разговор будет жестким и я должен быть в форме. Я
пытаюсь себя специально разозлить. Иногда даже не ем перед встречей,
чтобы быть голодным и злым. Но ничего не получается. Так как же Путин может стать добрым?
– Поесть?
– Вряд ли это поможет.
– А варианта его цивилизованной замены вы не видите?
– Не вижу. Он спокойно дойдет до выборов и выиграет их.
Бороться не за власть, а за влияние на нее
– И нет никого, кто мог бы реально бороться с ним за власть?
– А не надо бороться за власть. Надо бороться за влияние на власть.
Вот в чем ошибка. Я же знаю более-менее русскую матрицу и понимаю, что
тут осуществимо, а что нет. Разумеется, история России меняется – но в
частностях. Общие конфигурации неизменны. И смены власти путем выборов в
ближайшем будущем никак не видно – никогда еще так не было. В Испании,
скажем, бывало – когда Франко, не такое уж чудовище, как его рисовала
наша пропаганда, просто вешал на гвоздик ключи от страны и передавал ее
таким образом преемнику. В Чили бывало. А в России никогда. Поэтому –
пусть у власти будет Путин или кто другой, но надо добиваться того, чтобы он прислушивался.
– Но на Путина не больно повлияешь…
– Не сказал бы. Если посмотреть на него же образца 2000–2003-го и
теперь, совершенно очевидно, что к уху приблизились другие люди.
Возможно, это не было целенаправленное конструктивное влияние, но оно
было явно направлено на формирование другого взгляда.
– А что будет после марта?
– Многое будет зависеть от технологических причин. Цена на нефть –
вещь в принципе иррациональная, как Бог. Задним числом динамику цен
всегда можно объяснить, но предсказать нельзя. Очевидно лишь, что ниже
определенной планки она не будет: это по себестоимости дорогой продукт,
она затратно добывается. Но с другой стороны, ситуация в Европе сейчас
развивается по плохому сценарию. Может случиться так, что она станет
потреблять меньше нефти – а это огромный рынок, пятьсот миллионов
человек. И цены на нефть упадут просто потому, что упадет спрос. Для нас
это будет иметь очень неприятные последствия. Все это может произойти в
ближайшие два-три года.
Европа может распасться
– А зона евро не распадется?
– Может. Вообще, если бы меня спросили году в 97-м, может ли
возникнуть евро, я бы ответил: категорически нет, универсальная валюта
просто не имеет права на существование. Когда валюта одна на всех,
должно быть и единое министерство финансов, налогов, правовая система,
бизнес-традиции. А у них что-то объединено, а что-то нет. Но в каждой
стране разные экономические приоритеты, налоговые системы, обеспечение
валюты… И теперь они сами заходят в тупик. А если сейчас все они
вернутся к прежним деньгам, на нас это отразится отрицательно. Повиснут
огромные долги – все окажутся должны друг другу. Этот долг будет
поделен.
Допустим, вот эта часть – это долг Италии. Итальянцы напечатают свою
лиру и тут же девальвируют ее, чтобы заплатить меньше… Но там же еще
столько будет списаний, столько потерь… Чтобы заплатить долги,
иностранцы заберут из России все деньги – это огромный удар по
экономике.
– Слушайте, но у нас же столько всего, почему же мы не умеем из этого делать деньги?
– У нас острый дефицит цивилизации. Поэтому у Европы, которая
задыхается в своих границах, есть интерес в том, чтобы поделиться с нами
своей. Наш основной ресурс – территория, огромная, освоенная на
ничтожный процент. Нужно, чтобы сюда могли приезжать хорошие
специалисты, ученые, инженеры, чтобы здесь создавалась среда.
– Но своих-то почему нет?
– Они есть, но мало, недостаточно. Дело в том, что наша нынешняя
власть в упор не видит человека. В советское время, при всех его
недостатках, все же человек был в фокусе. И пусть советская власть его
пыталась подмять, но тогда именно человек был первым в системе
ценностей.
Сегодня Путин видит деньги, нефть, газ, может быть,
даже видит Россию… но без людей. Так, территория. Часто сравнивают
государство с организмом – так что это за организм, который производит
газ? Производить надо человека – вот единственное, что вообще имеет
смысл. Будет качественный человек – будут тебе и нефть, и газ, и наука, и
все остальное. А чтобы производить человека, нужны образование и
культура. Вот смотрите: наша сборная по хоккею с шайбой занимает
четвертое место – это национальная трагедия! Соберут совещание, уволят
тренера, на телеканалах неделю обсуждать будут… А то, что МГУ на 165-м
месте среди европейских университетов – никого не волнует! Никто не
знает об этом даже. Но они зато строят за 500 млн $ «Сколково» – в
тридцати километрах от стагнирующего МГУ.
– Как же вернуть человека в фокус?
– У меня когда-то был большой разговор с Прохоровым,
но он пока меня не услышал. Я предлагал ему создать из «Правого дела»,
которое он тогда еще возглавлял, партию, у которой на повестке стояли бы
не политические задачи, а проблемы культуры и образования. То есть,
возвращаясь к тому, о чем мы уже говорили, которая не боролась бы за
власть. Я уверен, что такая партия десять процентов голосов собрала бы
легко. И пусть бы в Думе было 45 грамотных людей, которые занимались бы
этими вопросами. Как в Европе «зеленые». У них же нет политического
вектора, они занимаются только экологией. Но у нас экология массово
никого не волнует. А вот образование и культура – да. У всех же есть
дети. Потом, политической оппозиции трудно договориться
– каждый тянет одеяло на себя. А когда нет политических интересов, что
тянуть? Вот я скажу: «Я за Андрея Рублева, за Бунина, за Юрия Трифонова.
А вы против?» А главное, это сразу была бы выигрышная позиция – мы не
претендуем на власть. Пожалуйста, Владимир Владимирович, вот миллиарды,
вот нефть, делайте, что сочтете нужным, а нам дайте отстаивать наши
задачи.
Важно знать, чем все закончится
– А правда, что сейчас многие бизнесмены и политики
инвестируют в медицинские технологии, в бессмертие, грубо говоря, и оно
уже не за горами? Достаточно посмотреть на вечно молодого Абрамовича, на
вас…
– Я не знаю ни одного человека, который бы всерьез инвестировал в бессмертие.
– Берлускони.
– С ним незнаком. А здесь есть те, кто следит за здоровьем, не пьет,
не курит, занимается спортом. Желает дожить до 80 и не болеть. Но этого
не угадаешь. Я знаю, как стремительно уходили из жизни молодые и
абсолютно здоровые люди.
– То есть вы живете в готовности?
– Ну… да. Я помню одну историю про Абрамовича. Когда-то, когда я в очередной раз запутался в каком-то мелком бизнесе, я все время бегал к Абрамовичу,
чтобы с ним якобы посоветоваться, – а на самом деле, конечно, хотел,
чтобы он вмешался и все за меня сделал. И он это понимал, поэтому никак
не давался. Наконец я пристал к нему окончательно и говорю: «Ну скажи,
что делать!» И он отвечает: «Ты имеешь представление, чем это все
закончится – в общем?» Я: «Да». Он: «Вот и действуй, исходя из этого».
– Прекрасный совет! А в чем секрет самого Абрамовича?
– Я знаком с ним много лет и все время пытаюсь получить ответ на этот
вопрос… Думаю, главное в том, что он очень рано повзрослел. Когда ему
было лет шестнадцать, он так понимал людей, как понимают их в сорок
пять. И эта фора у него была всегда. Даже с людьми намного старше его по
возрасту. Он, кстати, всегда понимает, чем все закончится.
Я бы выложил в «ЖЖ» дневники Достоевского
– Вы вместе с Алишером Усмановым являетесь владельцем СУПа –
службы поддержки русского «ЖЖ». Что такое «ЖЖ», по-вашему, – место для
выпуска пара или начало народной самоорганизации?
– «ЖЖ» – это в первую очередь дневники. А именно
дневники лучше всего отражают жизнь. Мы и сейчас читаем дневники великих
людей и по ним составляем представление о времени, в котором они жили. Я
даже хотел одно время завести в «ЖЖ» блог Достоевского
и выложить туда полностью его «Дневник писателя». Это же очень
интересно было бы. Или Толстого – огромное количество дневников, просто
разбить по числам и выложить… «ЖЖ» – это, конечно, не социальная сеть, а медиапроект, где контент создают сами юзеры.
Из аудитории «ЖЖ» только 7% – зарегистрированные
пользователи, остальные 93% – читатели. В первую очередь всё появляется
там, а уже оттуда перекочевывает на более технологически продвинутые
ресурсы – фейсбук и твиттер. Ни фейсбук, ни твиттер не могут быть
медиаполем, они не генерируют смыслы. В фейсбуке ничего само не берется,
как нефть не появляется сама в трубе – ее надо добыть. Когда говорят:
«Я прочитал в фейсбуке» – это все равно что сказать «мы добываем нефть в
«Транснефти».
– А может это дело быть прибыльным?
– Во всяком случае, уже не убыточным. И если в течение некоторого
времени мы сможем создать эффективную систему, которая могла бы
организовать работу десяти тысяч бесплатных журналистов, тогда это будет
вполне прибыльно. А когда технологии достигнут определенного уровня,
медиа полностью переместятся в Интернет. Развитие идет с бешеной
скоростью.
Месяца не проходит, чтобы не выплюнули очередную сенсацию. У меня
друг живет в Лондоне и дружит с теми парнями, которые изобрели графен. И
он рассказывал: нет ничего невозможного в появлении отдельного экрана,
который будет лежать в кармане, как скомканная салфетка, а когда его
достанешь и расправишь, это будет полноценный экран два на три,
крепящийся к стене. И LTE-технологии приведут к тому, что ты с
телевизором можешь зайти в глухой лес и там смотреть тысячи каналов. (Задумывается.) Только розетку надо, чтобы питание шло.
– Скоро и розетка будет в кармане.
– Не исключаю. Уже сейчас есть телевизоры, которые позволяют смотреть
интернет-вещание. И когда телеканал «Дождь», например, можно будет
смотреть без зависаний и тормозов, его будут смотреть везде и все, кто
хочет. Это вопрос нескольких лет.
– Но есть огромные территории, где Интернетом и не пахнет, а телевизоры помнят Брежнева.
– Есть. За Уралом. Там живут в общей сложности пятнадцать миллионов человек. Выбор делают крупные города.
России надо стать комфортной средой для интеллектуалов
– Вы с книжным бизнесом знакомы не понаслышке. Почему он в таком состоянии?
– У нас совершают ту же ошибку, что и на Западе. Не могут и не хотят
понять, что книга и текст – не одно и то же. Книга – это автор, это
история, это переживание. Это редактор. Это корректор. Дизайнер.
Переплетчик. Книжный магазин. Продавец. Автограф-сессии. Литературные
премии. Вот что это такое. Это то, в чем можно жить и читать, а не так,
как сейчас говорят: «воспринимать информацию».
…Но в той же Франции книжная индустрия работает безотказно. Французы
таким образом подчеркивают свою уникальность – для них это главная
ценность. За счет уникальности они привлекают и столько туристов. В
Париж приезжают 10 миллионов человек. Мы же этого никак не хотим понять.
Едешь по лужковской Москве, Новому Арбату и не понимаешь, где ты
находишься. То ли на окраинах Стамбула, то ли где-то в Чили…
– А в чем должна быть наша уникальность?
– Может быть, спасение в том, чтобы стать комфортной средой для
русского креативного класса, для детей и студентов, для интеллектуалов,
государством великой культуры – потому что это у нас пока получается
лучше всего. Ни закон, ни промышленность, ни дисциплина без людей нового
качества не прививаются. Я лично знаю человек десять, которые по своим
прозрениям, по уровню знаний, по интуиции могли бы заменить средний НИИ.
– Они, вероятно, все уже за границей?
– Нет, они там бывают, но живут здесь.
– Вот интересно – почему? Почему вы, зная и понимая всё про Россию, живете здесь?
– Ну, я на самом деле довольно много путешествую, можно сказать, что
месяца три в году провожу за границей. Но я ведь живу не для тепла и
комфорта мягкого места, а для того, чтобы мне было интересно. Для меня
главное – среда, общение. А это в России по-прежнему – лучшее.
|